Пятнадцать лет правления Мустафы Кемаля Ататюрка по своей исторической значимости если не для всего мира, то для турецкой нации, а теперь во многом и для Европы вполне сопоставимы с предыдущими семью веками истории Оттоманской порты. И это не преувеличение. Значение реформ, которые твердой рукой провел этот человек, для появления новой Турции общепризнанно. Их роль для будущего как Турции, так и всего региона еще предстоит осмыслить.

Но уже сейчас очевидно, что поворот государства, воспринимавшегося христианским миром еще в начале XX века как цитадель ортодоксального воинствующего ислама, лицом к Европе сейчас, восемьдесят лет спустя, становится для нее судьбоносным.

Вопрос о том, будет ли Турция членом ЕС, — это вопрос о том, какой будет Европа нынешнего столетия. Да и мир в целом. Если Турции скажут «да», то мир окажется, по всей видимости, обречен на постепенное сглаживание всех идейных противоречий, на медленное, но верное превращение во «всечеловечество» без этнических и религиозных различий. Если ей скажут однозначное «нет», то в перспективе мир ждет образование нескольких мощных блоков (как минимум, исламского и европейского), которые будут противостоять друг другу — и вовсе не обязательно в военном отношении.

То магистральное направление, свое рода «Drang nach westen», которое когда-то задал Ататюрк, все теснее включает Турцию в общеевропейский контекст. Логика развития турецкой интеграции в геополитическое пространство Запада ведет к тому, что Евросоюз будет должен наконец принять принципиальное решение о вхождении в его ряды семидесятимиллионной страны с преобладающим исламским населением.

В любом случае окончательное решение этого вопроса многое может изменить в размеренном течении европейской истории. Этого боятся, к этому привыкают, но этого ждут как почти состоявшуюся неизбежность. Все понимают, что это только дело времени.

Пятьсот лет отделяют падение в мае 1453 года Константинополя перед железными полками Мехмеда II от обещания в 1963 году Европейским союзом (тогда еще ЕЭС) членства для Турции в европейском клубе. С тех пор турки стоят у врат Европы в ожидании бюрократических решений. И все больше шансов на то, что эти врата распахнутся перед потомками победоносного Кемаля-паши.

Тогда будет окончательно достигнута цель, поставленная перед страной ее создателем и первым президентом, который когда-то заявил: «У нас есть единственный путь — Европа».

Этот путь начинался с исторического выбора, который предстояло сделать турецкому народу. Выбора между возрождением имперской державности и построением нового национального государства.

В тот смутный период, когда решалось будущее нации, именно Мустафе Кемалю Ататюрку предстояло сделать первый решающий ход в исторической партии: бороться за сохранение и обновление прошлого или заново строить будущее. Он выбрал второе. Это было великий гамбит турецкого лидера: пожертвовав имперскими амбициями османизма, он создал новую Турцию.

Для нас важен этот главный урок Отца турок: различить сквозь пелену настоящего историческую перспективу и идти к ней, жертвуя не существенными для нации приоритетами.

Между тем прошлое было освящено несколькими столетиями могущества и славы. Они наложили свой отпечаток на самосознание не только этнических турок, но и всех народов, с которыми их столкнула история. Не имевшая себе равных вплоть до второй половины XVII века Османская империя была крупнейшим государством мира, распространив свою власть на Северную Африку, Ближний Восток, Восточную и Южную Европу. Она долгие годы определяла мировую политику, судьбы стран и народов.

Турецкие султаны взяли на себя роль хранителей Веры. После завоевания в 1517 году Египта они приняли титул халифов, а Османская империя стала халифатом — цитаделью и духовным центром исламского мира.

Для христианского мира турецкая экспансия стала воплощением очередного нашествия с востока, волна за волной со времен Великого переселения народов обрушивавшихся на него. Оттоманская порта была источником того смешанного чувства страха и уважения, которое в разное время испытывала Европа перед гуннами, венграми, монголами, арабами. Именно османские турки почти на пол-тысячелетия заняли пустовавшее со времен реконкисты и монгольских набегов место главных врагов христианской цивилизации как западной, так и восточной.

В результате сформировался образ «ужасного турка», бича божьего, который, дополняясь от эпохи к эпохе, от страны к стране новыми негативными чертами, дошел и до современного массового сознания среднего европейца. Образ оказался долговечнее породившей его империи.

Однако уже с конца XVII века в силу различных внутренних и внешних причин начинается процесс разложения некогда могущественной державы. Агония растянулась на два с лишним столетия.

В основе кризиса, охватившего империю, лежало разложение военно-ленной системы, сопровождавшееся разорением сел и городов, ослабление центральной власти и рост сепаратизма провинций, усиление внешнего давления.

Полный крах терпит национальная политика. Некогда баланс между Стамбулом и провинциями держался на своеобразном общественном договоре: национальные окраины развивались по усмотрению их правителей, а последние несли личную ответственность за все происходящее в них перед султаном. С ослаблением империи и централизованной власти этот баланс был разрушен. В результате ужесточившейся эксплуатации окраин в них поднимается волна антиосманских настроений. Народы империи рвутся на волю, а получив ее, переходят в наступление. Внутренние противоречия растут под влиянием и при прямом участии конкурирующих мировых держав.

Распад, обусловленный отсталостью хозяйственно-экономической системы, отсутствием консолидирующей поликонфессиональное и многонациональное государство идеологии, сепаратизмом этнических провинций, был усугублен провалами во внешней политике и военными поражениями. С конца XVIII века решение судьбы турецких владений в Европе все больше зависело от великих держав. Возникает Восточный вопрос как проблема раздела «османского наследства».

Блистательная Порта вырождается в раздираемое внутренними противоречиями и внешними врагами государственное образование. От прежнего величия остались державные амбиции и целый клубок неразрешимых проблем. С легкой руки российского императора Николая I за Османской империей закрепилось хлесткое определение «больного человека Европы».

Угроза полного распада и гибели Османской империи заставила искать пути к восстановлению былой мощи, к созданию сильного централизованного государства. Попытки модернизации империи начались уже на рубеже XVIII–XIX столетий при Селиме III (правил в 1789–1807 гг.). Реформы, получившие название «низам-и джедид», т. е. «новая система», были призваны устранить отставание от европейских держав в социально-экономической и, главное, в военной сферах. Они коснулись прежде всего упорядочения военно-ленного землевладения, формирования по-европейски обученного войска, перевооружения, расширения мануфактурного производства в интересах армии.

Однако модернизация с самого начала натолкнулась на сопротивление духовенства, и, главное, военной элиты в лице янычар. В итоге мятеж последних в 1807 году положил конец и «новой системе», и самому правлению первого турецкого реформатора. Через год янычары сорвали попытку Мустафы-паши Байрактара возобновить реформы.

Более успешным был опыт султана Махмуда II (правил в 1808–1839 гг.). Учитывая ошибки предшественников, он начал с поголовного истребления янычар. Была отменена военно-ленная система, реорганизована армия. Однако реформы не смогли предотвратить дальнейший распад. Сербские восстания, греческая революция, русско-турецкая война, вмешательство европейских держав привели к дальнейшему ослаблению империи.

Растущая зависимость от европейских держав толкнула Порту на новый виток преобразований (танзимат) в 1839 году, и с 1856 года танзимат покончил с остатками военно-феодальных порядков в государственном и административном управлении, способствовал появлению ростков новых социально-экономических отношений. Империя выходит на экономическое сотрудничество с Европой. Приняты законы, стимулирующие развитие промышленности, поощряются иностранные инвестиции, создаются условия для деятельности иностранного капитала и предпринимателей.

Пиком реформ стал 1876 год, когда члены тайного общества «Новые османы» совершают государственный переворот и свергают султана Абдул-Азиза. Новый султан Абдул-Хамид II утвердил первую конституцию. Она ограничивала власть султана-халифа и провозглашала основные буржуазные свободы. Однако половинчатые и непоследовательные реформы реставрировали только фасад феодальной империи, не коснувшись ее сущностных основ. Поэтому спустя два года после принятия конституции султан приостановил ее действие, репрессировал «новых османов» и установил самодержавный деспотический режим (зулюм).

В итоге к началу XX века империя представляла собой своеобразный исторический анахронизм. Удовлетворение имперских амбиций привело к неконтролируемому росту внешнего долга. Усиливается экспансия иностранного капитала. В 80-е годы XIX века иностранные кредиторы учреждают Управление Оттоманского государственного долга и получают контроль над финансами страны. В результате усилившегося внешнего давления и насильственного втягивания в мировой капиталистический рынок империя превращается в полуколонию европейских держав.

В конце XIX века на исторической арене появляется новое поколение реформаторов — младотурки. В 1908 году, опираясь на офицерство, младотурки поднимают вооруженное восстание, восстанавливают действие конституции и парламента. Однако феодально-клерикальные основы Османской империи остались неизменны. Более того, придя к власти, лидеры младотурок устанавливают прежний деспотический режим. На смену дискредитированной идеологии османизма пришли имперские по своей сути идеи пантюркизма и панисламизма.

Стремясь освободиться от англо-французского влияния, младотурки сменили внешнеполитические ориентиры и ввергли страну в первую мировую войну на стороне Германии. Это стало началом конца полутысячелетнего противостояния Европы и Османской империи. В 1918 году с подписанием Мудросского перемирия она лишилась всех своих территорий, войска Антанты оккупировали Анатолию. Так завершился османский этап модернизации Турции.

Нетрудно представить, насколько сложно было новой власти внедрять основы демократии во вчерашней феодально-теократической империи. Ведь ее жители, образно говоря, легли спать при султанате, а проснулись уже в республике. Поэтому, разъясняя сущность демократии народу, Ататюрк стремится быть максимально понятен соотечественникам.

«В наше время, — говорил он, — построить демократическую республику — это означает, чтобы люди в ней жили по-человечески и поняли, отчего это зависит и что надо делать для того, чтобы жить по-человечески. Нужно не господствовать над народом, а служить ему. Кто служит своему народу, тот и будет его господином».

«Чтобы узнать, государство наше демократическое или нет, нужно задать только один вопрос: «Какова цель этого государства?» У государства есть две цели. Одна — защита интересов народа, вторая — поднять достоинство народа, если государство проводит это в жизнь — это демократическое государство, а если нет — не демократическое».

Между тем, политическую модернизацию кемалисты однозначно понимали как вестернизацию. В беседе с французским писателем Морисом Перно 29 октября 1923 года М. Кемаль заявил: «Есть разные страны, но цивилизация одна, и для прогресса нации необходимо приобщение к этой единственной цивилизации... Мы склоняемся к желанию иметь европеизированную Турцию, вернее, Турцию, ориентированную на Запад... Мы хотим модернизировать нашу страну. Все наши стремления направлены на то, чтобы создать в Турции современную, т. е. западную, политическую систему».

За короткий отрезок времени в Турции были проведены кардинальные административные и политические реформы. Турецкое государство приняло новую форму правления. Она была представлена основными демократическими институтами: президентом, парламентом, конституцией. Страна отказалась от архаичных форм государственного устройства, сделав выбор в пользу либерально-демократической модели политической системы.

Работа над созданием новых институтов власти началась практически сразу после начала кемалистской революции и совершенствовалась все первые годы после нее.

В апреле 1920 года в результате выборов в Анкаре начал работу новый парламент (меджлис) — Великое Национальное собрание Турции.

Оно избрало М. Кемаля своим председателем и по его предложению приняло следующие решения: необходимо создать постоянное независимое от султаната правительство; меджлис выражает национальную волю и никому не подотчетен; меджлис сосредоточивает законодательную и исполнительную власть; статус падишаха и халифа после освобождения его резиденции из-под ига иностранной оккупации будет определен меджлисом. Это были поистине революционные для страны декларации и, по сути, означали прямое противопоставление Великого национального собрания власти султана и отмену конституции 1876 года.

В сентябре 1920 года, в разгар войны, М. Кемаль представил Великому национальному собранию «программу реализации управления, включающую политические, экономические, административные и военные аспекты». Программа легла в основу принятого меджлисом Закона об основах организации государства. Именно здесь впервые введено понятие «Турецкое государство». Таким образом, юридически закреплялся факт создания нового геополитического субъекта, отличного от Османской империи.

Закон закреплял демократическое устройство нового государства. Согласно его положениям, суверенитет безоговорочно и безусловно принадлежит нации, а власть — народу. Закон провозглашал Великое национальное собрание единственным и подлинным представителем нации. Ему была передана вся исполнительная и законодательная власть. Турецкое государство управляется парламентом и утвержденным им правительством.

Таким образом, в стране была создана парламентская модель государственного управления. Однако, учитывая, что М. Кемаль был председателем меджлиса и верховным главнокомандующим с широкими полномочиями, власть фактически сосредоточилась в руках одного человека.

Это было продиктовано реальной политической ситуацией, требовавшей высокой степени централизации власти: необходимо было одновременно создавать государство и вести национально-освободительную борьбу.

Вместе с тем, несмотря на то что в его руках была огромная власть, М. Кемаль, следуя своему твердому убеждению создать в Турции новую политическую систему, предпочитал соблюдать во всех государственных делах демократические процедуры, насколько это было возможно в тогдашних условиях.

Логическим шагом после ликвидации султаната было принятие меджлисом осенью следующего года ряда поправок и дополнений к Закону об основах организации государства. Турецкое государство объявлялось республикой. Вводился пост президента, избираемого меджлисом из числа депутатов. Он председательствовал как в меджлисе, так и в совете министров. Учреждался также пост премьер-министра, который назначался президентом из числа депутатов и формировал совет министров. Президент же представлял весь состав правительства на утверждение меджлиса. Первым президентом республики был избран М. Кемаль, который затем переизбирался в 1927, 1931 и 1935 годах.

В апреле 1923 года Кемаль выступил с заявлением «о девяти принципах», которые подтверждали основы национального суверенитета и народовластия и предусматривали проведение реформ в экономике, финансах, образовании, судопроизводстве, армии и других сферах.

Жизнь требовала разработки нового Основного закона. Принятый меджлисом в 1924 году Основной закон представлял собой гораздо более детальную проработку правовых и организационных основ государства и мог быть с полным основанием назван первой конституцией Турецкой Республики. Эта конституция базировалась на трех принципах: республиканской форме государственного устройства, национальной идее и принципе единства властей.

Все граждане страны были объявлены турками. Великое национальное собрание по-прежнему сосредоточивало в своих руках законодательную и исполнительную власти. При этом определялось, что законодательные функции Великое национальное собрание реализует само, а исполнительные переданы президенту и совету министров. Право утверждения правительства получил президент, а Великое национальное собрание лишь решало вопрос о доверии кабинету министров. Конституция декларировала независимость судов, но рамки их независимости определялись Великим национальным собранием.

Однако неограниченные полномочия меджлиса фактически трансформировались в неограниченные полномочия партии большинства, что неоднократно проявлялось в Турции позже.

Провозглашенные в конституции широкие права и свободы граждан ничем не были обеспечены, зависели от воли того же большинства в меджлисе. Наконец, отсутствовал конституционный орган, который бы контролировал законотворческую деятельность меджлиса.

Надо сказать, что характер конституции определялся всецело духом времени. Ведь речь шла не о скрупулезном регулировании норм устоявшегося гражданского общества, а о только что созданном государстве, готовившемся к очередным революционным преобразованиям. Дух революции витал над законодателем. Естественно, для него предпочтительной была концентрация властей в меджлисе, а внутри последнего — в руках кемалистского большинства.

На очереди стояли задачи партийного строительства. Кемаль объявил о преобразовании его парламентской группы в Народно-республиканскую партию (НРП). Вновь созданная партия одержала победу на выборах нового состава парламента. Ее генеральным председателем был избран Мустафа Кемаль.

Руководство партии возглавило исполнительную и законодательную власти — посты президента, премьер-министра, председателя парламента. Активистами партии были представители государственной элиты — губернаторы, министры, директора государственных предприятий, причем в этой среде было много отставных военных. «Приводные ремни» партии — народные дома, «турецкие очаги» и другие агитационно-пропагандистские институты.

Надо сказать, при жизни М. Кемаля и долгое время после его смерти политическая система Турции фактически оставалась однопартийной. НРП бессменно находилась у власти до 1950 года и твердо придерживалась политики секуляризма и государственного контроля над экономикой.

М. Кемаль предпринял две попытки создать легальную оппозицию НРП из своих же соратников, и обе кончились неудачно: оппозиционная партия, как магнит, собирала не только кемалистскую фронду, но и самых ярых противников нового режима — тех, кто был даже готов к вооруженным выступлениям против власти.

Поэтому в целом свободная деятельность оппозиционных партий была ограничена. Они то возникали, то распускались, коммунистическая партия почти постоянно была вне закона. Причем все это опиралось на соответствующие статьи конституции.

На всем этом лежала печать сложного периода первых лет существования Турецкой Республики. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что необходимость политической модернизации и проведения в жизнь демократических принципов требовала жесткой консолидации, ограничения оппозиционности и инакомыслия в обществе. Тогда, в самом начале пути, авторитарный подход к демократии был единственно оправданным, и именно он позволил Турции прийти к построению демократического общества.

Необходимо заметить, что одним из важных обстоятельств, облегчивших принятие нововведений населением, стала преемственность властной традиции. Отказавшись от основных принципов организации государства османского периода, кемалисты сохранили и даже усилили феномен личной власти. Это выражалось в широких полномочиях политического лидера страны, зачастую выходивших за рамки предусмотренных законом процедур.

Становление демократии в Турции — яркий пример того, насколько разнообразными могут быть пути к универсальным демократическим ценностям государств, различных по уровню развития и традициям политической культуры.

Ататюрк прорубал свое окно в Европу, едва ли не в одиночку насаждая в стране западные светские идеалы. Его антирелигиозные преобразования вызывали жестокое сопротивление, и только страх наказания удерживал несогласных от выражения своей позиции. Существует мнение, что если бы в те годы турецкому народу предоставили право решать свою судьбу, то большинством голосов Турция бы осталась классической мусульманской страной.

Предвидя возможность реакционного отката от провозглашенных им принципов, Мустафа Кемаль заложил в основу политической конструкции государства своеобразный страховочный механизм. Идеология кемализма на протяжении десятилетий хранилась армией, и именно она оказывалась самым надежным гарантом неизменности государственного курса и самой конституции. Всякий раз, когда обществу грозила дестабилизация, а гражданская власть оказывалась недееспособной или нарушала демократические устои, в политику вмешивались военные (1960, 1971, 1980, 1997 гг.).

Правда, армия никогда не оставалась у власти надолго и, восстановив статус-кво в условиях чрезвычайного положения, снова оставляла власть гражданским институтам. Надо сказать, схожая ситуация сложилась в Алжире и Египте, где военные элиты также являются гарантами секулярной модернизации.

Подобные страховочно-коррективные действия военных, которые при иных обстоятельствах считаются переворотами, фактически стали системным элементом турецкого политического устройства. Армия была и остается последним гарантом конституции и порядка в стране.

Не имея традиций демократии, с огромным грузом стереотипов и пережитков прошлого, турецкое общество широко шагнуло вперед по пути внедрения у себя цивилизованных норм политического устройства. Благодаря этому поистине историческому шагу Турция сегодня представляет собой яркий пример восточного государства с развитой демократической системой западного образца.

Что же стало залогом успешности демократических преобразований, проведенных Ататюрком?

Сильный лидер, сильная власть, сильное государство — триединство этих факторов стало формулой успеха кемалистских реформ. Это была модернизация «сверху» в чистом ее виде.

При этом власть строго контролировала процесс демократизации. Во главу угла были поставлены не столько принципы представительства, сколько эффективности управления. При всей симпатии к западной модели политического устройства, при ее внедрении кемалисты прежде всего стремились к устойчивости власти любой ценой. Именно это стало одной из главных причин необратимости либеральных реформ.

В этом феномен так называемого авторитарного перехода к демократии, опробованного в Турции.

С упорством и настойчивостью кемалистская Турция стремилась к развитию сельского хозяйства, индустрии, развитию технологий. В горной промышленности, транспорте, текстильной промышленности, банковской сфере, сфере обслуживания, строительстве, коммуникациях, энергетике, механизации и других жизненно важных сферах были осуществлены масштабные реформы.

Государством была проделана большая работа по преодолению комплекса неполноценности по отношению к промышленно развитым странам. Преклонение перед зарубежным опытом уступило место новому лозунгу — «Мы можем работать даже лучше, чем западные рабочие, предприниматели, банкиры, ученые». Культивирование веры в собственные силы привело к тому, что турки не только поверили в свои возможности, но и смогли успешно усвоить современные технологии, включиться в рыночные отношения.

Поддержать развитие национального капитала, создать условия для экономического роста в условиях разрухи и отсутствия какого-либо современного производственного опыта могло лишь государство. В качестве главного принципа реформирования национальной экономики Кемаль выдвинул идею этатизма, понимая под ним активную роль государства в социально-экономическом развитии. Это был единственный выход для неконкурентоспособной системы, не имевшей развитой традиции частного предпринимательства и сильной производственной базы.

Принцип этатизма не сводился только к государственному регулированию и созданию смешанной экономики. Кемалистское правительство официально — в полном соответствии с нормами буржуазно-демократической по своему характеру конституции — призывало к активизации частнособственнического предпринимательства граждан и их ассоциаций.

«Экономический конгресс», созванный кемалистами в Измире в феврале 1923 года, поставил задачу перехода от мануфактуры и мелкого производства к крупным фабрикам и заводам, созданию отраслей промышленности, для которых в стране имелось сырье, формированию государственного банка.

Но социально-экономическая действительность показала, что в Турции того времени частная инициатива в чистом виде не работает. Предприниматели устремились в торговлю, домостроительство, спекуляцию, стремясь к быстрому обогащению, нимало не заботясь о национальных интересах и развитии промышленности. Государственная элита, сохранившая традиционное презрение к торговцам, с большим неудовольствием наблюдала за тем, как частные предприниматели игнорировали призывы вкладывать деньги в индустрию.

Поэтому одним из главных направлений реформ М. Кемаля стала государственная поддержка формирования современной индустрии, как ключевого фактора обеспечения процветания и экономического суверенитета Турецкой Республики.

Кемалистское правительство распространило государственную собственность на значительные секторы промышленности и транспорта. С другой стороны, оно открыло рынки для иностранных инвесторов. Эту политику в десятках вариантов повторят потом многие страны Азии, Африки, Латинской Америки.

Наряду с привлечением зарубежных инвестиций кемалистское правительство приступило к ликвидации иностранных концессий. Они были частично аннулированы, а частично выкуплены. К центральному банку республики перешло от выкупленного Оттоманского банка право эмиссии. В целом была создана банковская система, призванная сделать Турцию независимой от зарубежных финансовых учреждений.

Турецкая Республика приобрела железные дороги, сооруженные европейскими компаниями еще в период Османской империи, проложила новые и соединила их в единую национальную сеть. Правительство взяло в свои руки строительство новых портов, промышленных предприятий. Установлены были высокие таможенные тарифы, защищавшие молодую национальную промышленность от иностранной конкуренции. Официально отменялся режим капитуляций, предоставлявший льготы европейскому капиталу.

Любопытная форма поощрения правительством местной текстильной промышленности осуществлялась в соответствии с законом, принятым в декабре 1925 года. Государственные служащие обязаны были носить одежду, изготовленную из тканей отечественного производства, даже если эти ткани стоили на 10% дороже, чем импортные. Разница в цене покрывалась государственными учреждениями и муниципалитетами.

На фоне этих преобразований все более заметной становилась отсталость сельского хозяйства. Для исправления положения в двадцатые годы правительство стремилось к механизации аграрного производства. С этой целью был принят ряд законов, которые предусматривали поощрительные меры для крестьян, использующих сельскохозяйственную технику.

Правительство оказывало всемерную помощь кооперативам, снижало железнодорожные тарифы на перевозку фруктов, инжира, зерна и т.д. В аграрной сфере были проведены налоговые реформы, в частности, отменена средневековая система ашара (арабо-исламский ушр, десятина) и созданы условия для повышения товарности сельскохозяйственных продуктов, прежде всего, табака и хлопка.

Великая депрессия 1929–1939 гг. сократила турецкий экспорт, что негативно отразилось на национальной экономике. Осенью 1929 года во время падения турецкой лиры правительство установило жесткий контроль над сделками с участием иностранных подданных.

В начале 1930-х власти активно приступили к стимулированию хозяйственного развития. Для ускорения индустриализации государство строило заводы, шахты и электростанции. Эта политика предусматривала создание специальных государственных экономических структур, наиболее важными среди которых были «Сумербанк» и «Этибанк» — государственные корпорации, управлявшие общественными фондами. Они контролировали государственные предприятия в обрабатывающей и добывающей промышленности (а также в энергетике).

К середине 1930-х Турция начала развивать добывающую промышленность и строить фабрики, используя капиталы этих банков. К началу Второй мировой войны «Сумербанк» контролировал около 60 цементных, сахарных, обувных и текстильных предприятий. «Этибанк» инвестировал средства в добычу и разведку полезных ископаемых, в том числе хромитов, медной и железной руды и угля.

Курс на активное вмешательство государства в экономическую жизнь продолжался вплоть до 1980-х, когда правительство Т. Озала перешло к политике разгосударствления и поощрения частной инициативы. Благодаря достигнутым результатам, на смену смешанной экономике, при которой определяющую роль в хозяйственной жизни страны играло государство, теперь приходит либеральная экономическая система, ориентированная на развитие рыночных механизмов экономической жизнедеятельности.

В целом, политика этатизма в экономике дала Турции многое. Были заложены основы промышленного развития страны (только за 1933–1939 гг. стоимость продукции цензовой промышленности возросла втрое). В 1930-е годы Турция занимала третье место в мире по темпам промышленного развития.

Экономическое развитие Турции во времена правления Ататюрка было впечатляющим в абсолютных цифрах и в сравнении с другими странами. Синтез, подразумевающий активное участие в промышленном и сельскохозяйственном развитии как государственных предприятий, так и частной инициативы, — послужил основой экономической структуры не только для Турции, но и десятка других стран.

Оборотной стороной этатизма был жесткий режим в сфере труда. Существовала строгая регламентация работы на государственных предприятиях. Отсутствовала либо запрещалась деятельность свободных профсоюзов (их заменяли государственные, «желтые»).

Практика показала, что в условиях Турции начала XX века слабость экономических позиций страны могла быть ликвидирована быстрыми темпами только целенаправленными усилиями самого государства, что и было реализовано в рамках этатизма. Способствуя развитию отечественной промышленности и укреплению собственно турецкого предпринимательского класса, этатизм в экономике удачно дополнял принципы национальной независимости и вестернизации страны.

Успехи экономического развития страны показали, что идея сильного государства как важного агента, охраняющего процессы транзита и модернизации Турции, была центральной для всего набора принципов, характеризующих кемалистское движение.

Программа модернизации страны предполагала не только изменения на политическом и экономическом макроуровне развития государственной системы, но и вовлечение каждого человека в ее головокружительную орбиту.

До Ататюрка реформы покрывали тонким слоем социальную оболочку — светскую элиту, не проникая в глубины общественного организма. Между тем кемалисты понимали, что любые преобразования обратимы, если они не захватят всю толщу исламизированного турецкого общества. Задача поистине грандиозная. Можно дискутировать, насколько глубоко удалось кемалистам реформировать отдельные аспекты общественной жизни страны. Но то, что им удалось трансформировать традиционалистское турецкое общество в целом, бесспорно. Преобразования пронизали его буквально сверху донизу, от главных социальных институтов до гардероба.

В итоге реформы Кемаля способствовали формированию нового общественного сознания и менталитета. Изменились все формы общественной и интеллектуально-духовной жизни турецкого общества. Даже с позиции сегодняшних дней смелость инициатив и решительность, с которой они претворялись в жизнь, поражают.

Столь решительная ломка была единственным адекватным ответом на вызовы времени. Ататюрк прекрасно понимал, что выпадение из глобальных потоков современности означало для нации полное поражение и утрату исторических перспектив.

«Мы будем следовать по пути цивилизации и придем к ней... Те, которые задержатся, будут потоплены ревущим потоком цивилизации... Цивилизация — такой сильный огонь, что тот, кто его игнорирует, будет сожжен и разрушен... Мы будем цивилизованными, и будем гордиться этим...». Эти слова Ататюрка звучат вполне современно. Они актуальны для транзитных обществ и сейчас, восемь десятилетий спустя. Достаточно заменить слово «цивилизация» на «глобализацию».

Определенная почва для преобразований кемалистов была подготовлена первыми реформаторами. Это и распространение передовых для Турции философских и социальных идей Европы, и все более широкие взгляды на общественное обустройство со стороны представителей турецкой элиты. Однако до сих пор никто не подходил к решению вопросов модернизации системно.

Ключевым условием модернизации турецкого общества стала его секуляризация. С этой точки зрения, проведенные реформы были беспрецедентны по своему характеру и последствиям для всего исламского мира. За ничтожный по историческим меркам временной отрезок прекращает свое существование крупная держава — лидер исламского мира, а ее преемница становится первым в мире светским государством, население которого более чем на 90% исповедовало ислам.

Турция ввела григорианский календарь, латиницу, провела чистку языка от арабо-персидских заимствований. Радикально по европейским шаблонам пересмотрено право, ранее основанное на шариате. Состоялась секуляризация образования. Был установлен жесткий контроль за деятельностью религиозных учреждений.

К 1938 году Турция окончательно превратилась в светское государство. Расчищая путь для превращения страны в светское государство, кемалисты открыто выступили против исламской ортодоксии.

М. Кемаль упразднил древнюю должность шейх-уль-ислама — первого улема в государстве. Были запрещены шариатские суды. Все религиозные учреждения попали под жесткий контроль государства. Департамент религиозных учреждений занимался мечетями, монастырями, назначением и смещением имамов, муэдзинов, проповедников, наблюдением за муфтиями.

Некоторые исследователи полагают, что Ататюрк в каком-то смысле сделал для турецких мусульман многое из того, что Лютер для протестантов. Было резко ослаблено значение носителей официального культа, в то же время сам культ был приближен для понимания простого народа. На турецкий язык был переведен Коран, став доступным для чтения и понимания простыми людьми. На турецком стал звучать призыв на молитвы. Была даже сделана попытка отказаться от арабского языка при чтении самих молитв — но она, конечно, была обречена — ведь в Коране содержание неотделимо от формы, его выражающей.

Выходным днем кемалисты объявили воскресенье, а не пятницу, как раньше. Мечеть Айя-София в Стамбуле стала музеем. В то же время в быстро развивавшейся новой столице государства Анкаре практически не строили культовых сооружений. По всей стране власти косо смотрели на появление новых мечетей и приветствовали закрытие старых.

Однако сопротивление лаицизму — светским реформам оказалось сильнее, чем ожидали кемалисты. Несмотря на то что еще первые османские реформы ограничили могущество улемов и отняли у них часть влияния в области права и образования, богословы и дервишские ордена сохраняли огромную власть и авторитет. Духовенство использовало любую возможность для борьбы с ненавистным им режимом. Пожалуй, после уничтожения султаната и халифата оно оставалось единственным институтом старого режима, который упорно сопротивлялся кемалистам.

Исторически в Турции ислам существовал в двух ипостасях: как официальный догматический культ и как народная религия, приспособленная к быту, обрядам, верованиям, традициям масс. «Народный» ислам нашел свое выражение в социальном институте дервишества.

Дервиши традиционно активно вмешивались в жизнь общества. Они зачастую выступали в качестве вдохновителей религиозно-социальных восстаний, проникали в структуру государственного аппарата и могли оказывать огромное, хотя и скрытое, влияние на действия власти. Поэтому основную опасность для продвижения реформ представляли не богословы-улемы, а именно дервиши, выступавшие идейными вдохновителями организованного исламского сопротивления. Так, курдское восстание в 1925 году возглавил один из дервишских шейхов, призывавших свергнуть «безбожную республику» и восстановить халифат.

Борьба принимала подчас жестокие формы. В 1930 году мусульманские фанатики убили молодого офицера Кубилая. Его окружили, повалили на землю и медленно отпилили голову ржавой пилой, выкрикивая: «Аллах велик!», в то время как толпа одобрительными возгласами поддерживала убийц. С тех пор Кубилай считается своего рода «святым мучеником» кемализма.

На выступления религиозных радикалов кемалисты отвечали репрессиями. Закрывались дервишские монастыри, были распущены их ордена, запрещены собрания, церемонии и особая одежда. Уголовный кодекс запретил политические ассоциации на базе религии. Это был удар в самую глубину, хотя он и не достиг полностью цели: многие дервишские ордена были в то время глубоко законспирированы.

Секуляристские реформы были одними из самых длительных и трудных. Однако главной цели Кемаль все же достиг. Турция превратилась в светское государство, а ислам лишился прежнего влияния.

В то же время борьба кемалистов против влияния духовенства была не борьбой против религии вообще. «Принципу отделения церкви от государства не нужно придавать смысл безбожия», — говорили кемалисты. Сторонники светского устройства Турции прекрасно понимали, что деисламизация страны в принципе невозможна.

И все же Мустафа Кемаль и его сподвижники выстроили мощную систему государственного контроля за религиозной жизнью страны. До недавнего времени в стране ни одна мечеть не могла быть построена без разрешения Директората по религиозным делам — могущественного и хорошо финансируемого государственного агентства. Это же агентство платит зарплату большинству имамов, следит за проповедями, которые они читают. Религиозные пожертвования в Турции должны поступать в специально контролируемые правительством благотворительные фонды, все другие вклады — незаконны и наказуемы. Таким образом, в Турции была решена проблема, с которой борются многие исламские, а сегодня уже и западные страны — финансирование мусульманскими общинами радикальных исламских и террористических организаций.

Вслед за отделением религии от государства была проведена широкая правовая реформа. Хотя формально ислам вплоть до 1928 года согласно первой республиканской конституции оставался государственной религией, старые законы Османской империи, основывавшиеся на шариате, были отменены еще в первые годы правления М. Кемаля. Религиозные суды были упразднены в 1924 году. Принятая в том же году конституция провозглашала независимость судебной системы и гарантировала права и свободы граждан. В течение 1920-х годов был разработан новый судебный кодекс. В его основу были положены передовые европейские правовые кодексы. Источником права были провозглашены решения Великого национального собрания.

В течение нескольких лет в стране была создана новая законодательная база. Она охватила все стороны общественной жизни. При этом в качестве моделей для формирования турецкого национального права были использованы нормы законодательства развитых европейских стран. Так, за основу турецкого гражданского права, принятого в 1926 году, было взято швейцарское гражданское законодательство. На уголовный кодекс оказали влияние правовые нормы Италии. Коммерческий кодекс был адаптирован по германской модели.

В одной из университетских газет вышла юмористическая статья, обыгрывающая правовые заимствования тех лет. На вопрос: «Кто такой турецкий гражданин?», студенты дали ответ: «Турецкий гражданин — это человек, который женится по швейцарскому гражданскому праву, осуждается по итальянскому уголовному кодексу, судится по германскому процессуальному кодексу, этим человеком управляют на основе французского административного права и хоронят его по канонам ислама».

Эта шутка между тем отражала один из самых принципиальных моментов в истории модернизации Турции. Создание турецкого национального права, отвечавшего требованиям европейского законодательства, стало решительным шагом в построении современного светского государства.

С принятием нового гражданского кодекса светские власти впервые вторглись в святая святых традиционного общества: семейно-религиозную жизнь. Было запрещено многоженство, закон предоставил женщине право развода, внедрил бракоразводный процесс. Здесь проявилось некоторое своеобразие турецкого закона: так, женщинам предоставлялось право потребовать у мужа развода, если тот скрыл, что он безработный.

М. Кемаль стремился внедрить эмансипацию женщин в тех же пределах, что и в Западной Европе. Женщины были допущены на коммерческие факультеты еще во времена Первой мировой войны, а в 1920-е они появились и в аудиториях гуманитарного факультета Стамбульского университета. Им разрешили находиться на палубах паромов, которые пересекали Босфор, хотя раньше их не выпускали из кают, разрешали ездить в тех же отделениях трамваев и железнодорожных вагонов, что и мужчинам.

Турецкие женщины были уравнены в правах с мужчинами. Они получили возможность назначения на официальные посты, право голосовать и быть избранными в парламент. Принцип моногамии и гендерное равенство многое изменили в самом духе турецкого общества.

Конечно, установившиеся веками традиции сдерживали широкое применение новых брачно-семейных и гендерных норм на практике. Однако само создание юридического прецедента было исключительно важно.

Прежде всего секуляристский характер носила реформа образования. Светское образование стало развиваться в стране после 1923 г. До революции, осуществленной М. Кемалем, большинство образовательных учреждений было сосредоточено в городах и находилось в руках религиозных институтов.

После провозглашения республики все учебные заведения, в том числе религиозные, перешли под контроль государства. Из школьных программ убрали религиозные дисциплины. Министерство просвещения пересмотрело образовательные программы, в которые было включено преподавание основ естествознания и математики, а также всемирной истории, светской литературы и различных прикладных предметов.

Медресе, существовавшее при мечети Сулеймана в Стамбуле, которое готовило улемов высшего ранга, было передано богословскому факультету Стамбульского университета. В 1933 году на базе этого факультета был открыт Институт исламских исследований.

Кемаль верил, что просвещение народа может устранить социальное неравенство. В городах создавались образовательные центры для взрослого населения, в которых можно было получать книги и информацию по здравоохранению, в турецкой прессе популяризировались многие современные западные идеи.

Одним из результатов стремления Мустафы Кемаля к достижению новой национальной идентичности и дистанцированию в связи с этим от исламской традиции стала языковая реформа. История знает немного примеров, когда правительство меняет язык своего народа таким решительным образом, как это было сделано в Турции. М. Кемаль рассматривал реформу языка как важную часть создания новой Турции и турецкой нации.

В пределах Османской империи турки были одной из многих этно-лингвистических групп. Арабский язык оставался главным языком религии и религиозного закона. Персидский (фарси) был языком искусства, литературы и дипломатии. В качестве делового языка административной и военной элиты использовался турецкий язык, который содержал огромное количество арабо-персидских заимствований.

Первые принципы реформы турецкого языка восходят к реформам 1839–1878 гг. Однако только с установлением республики языковая реформа стала важнейшей частью программы национального развития. Языковая революция официально началась в 1928 г. Вскоре было принято решение о замене арабского алфавита латиницей. Многие члены Национального собрания выступали за постепенный ввод новых букв в течение пяти лет. Однако под давлением Кемаля реформа алфавита была проведена в течение трех месяцев! Национальное собрание приняло закон, вводивший новый турецкий алфавит и запретивший применение арабского с 1 января 1929 г.

Президент республики появился в новой роли — учителя. Во время одного из праздников он обратился к собравшимся: «Мои друзья! Наш богатый гармоничный язык сможет выразить себя новыми турецкими буквами. Мы должны освободиться от непонятных значков, которые в течение веков держали наши умы в железных тисках. Мы должны быстро выучить новые турецкие буквы. Мы должны обучить им наших соотечественников, женщин и мужчин, носильщиков и лодочников. Это нужно считать патриотической обязанностью. Не забывайте, что для нации позорно на 10-20% состоять из грамотных и на 80-90% из неграмотных».

Новый алфавит был более приспособлен для отражения особенностей турецкого языка. Но кроме этого прикладного аспекта введение латиницы символизировало поворот к Западу и демонстративный разрыв с миром исламской культурной традиции. Освободив новое поколение от необходимости изучать арабские буквы, реформа алфавита была призвана оторвать их от оттоманского прошлого, его культуры и системы ценностей.

Язык подвергся коренной чистке от арабо-персидских заимствований и их замене тюркскими эквивалентами. С этой целью Мустафа Кемаль основал в 1932 году лингвистическое общество. Общество готовило и публиковало список чужеродных слов, изымаемых из языка. Исследователи подбирали адекватную замену из турецких диалектов, других тюркских языков, древних текстов. Когда не находили ничего подходящего, изобретали новые слова. С другой стороны, активно импортировались термины из европейских языков.

В итоге турецкий язык менее чем за два поколения существенно изменился. Для современного турка язык документов и книг дореформенной поры с многочисленными персидскими и арабскими конструкциями несет на себе печать архаики. Демократизация языка устранила культурно-лингвистический разрыв между различными социальными группами турецкого общества и способствовала его консолидации.

Одной из характерных черт кемалистской модернизации стало стремление к вестернизации всех сторон жизни турецкого общества. Оно коснулось в том числе смены гардероба и норм повседневного поведения, введения фамилий.

Наиболее показательным примером продуманности и глубины реформ стало внедрение в обиход европейской одежды, также насаждавшееся сверху. Современному европейцу может показаться странным, например, запрет на ношение фески. Однако здесь очень показателен недавний запрет на ношение школьницами-мусульманками хиджаба в такой богатой демократическими традициями стране, как Франция. Манера одеваться всегда была и остается наиболее четким знаком принадлежности человека к определенной конфессиональной, этнической или социальной группе.

Настаивая на смене гардероба, кемалисты вполне справедливо полагали, что не только содержание определяет форму, но и форма влияет на содержание. Несколько высказываний Мустафы Кемаля наглядно выражают эту точку зрения: «Было необходимо запретить феску, которая сидела на головах нашего народа как символ невежества, небрежности, фанатизма, ненависти к прогрессу и цивилизации, и заменить ее шляпой — головным убором, которым пользуется весь цивилизованный мир. Таким образом, мы демонстрируем, что турецкая нация в своем мышлении, как и в других аспектах, ни в коей мере не уклоняется от цивилизованной общественной жизни».

Или в другой речи: «Друзья! Цивилизованная международная одежда достойна и подходяща для нашей нации, и мы все будем носить ее. Ботинки или башмаки, брюки, рубашки и галстуки, пиджаки. Конечно, все завершается тем, что мы носим на голове. Этот головной убор называется «шляпа».

В одной из своих речей М. Кемаль обрушился на чадру. «Она причиняет женщине большие страдания во время жары, — говорил он — Мужчины! Это происходит из-за нашего эгоизма. Не будем же забывать, что у женщин есть такие же моральные понятия, как и у нас». Президент требовал, чтобы «матери и сестры цивилизованного народа» вели себя подобающим образом. «Обычай закрывать лицо женщинам делает нашу нацию посмешищем», — считал он. Был издан специальный декрет, который требовал от чиновников носить костюм, «общий для всех наций мира».

Соответствующей была и реакция на действия кемалистов со стороны ортодоксального ислама. Так, ректор университета Аль-Азхар и главный муфтий Египта писал в то время: «Ясно, что мусульманин, который хочет походить на немусульманина, принимая его одежду, кончит тем, что воспримет его верования и действия. Поэтому тот, кто носит шляпу из склонности к религии другого и из презрения к своей собственной, является неверным... Разве не сумасшествие отказаться от своей национальной одежды, чтобы принимать одежду других народов?».

Одним из первых шагов кемалистов, воплощавших разрыв с османским прошлым, стал перенос столицы государства из Стамбула в Анкару. Он был неразрывно связан с драматическими событиями 1920-х.

К тому времени Стамбул стойко ассоциировался с Османской империей. В свою очередь, османизм подразумевал растворение собственно турок в мусульманской умме — общине десятков миллионов мусульман, признававших светскую и духовную власть султана-халифа. В Стамбуле в период Анатолийской революции находилось предавшее национальные интересы правительство султана и его двор, объявившие войну своему народу.

Ко всему прочему, Стамбул имел космополитичный характер: и по сей день значительную часть его населения составляют греки, евреи, армяне. В тот период в Стамбуле были сильны позиции компрадорской буржуазии. До 1920-х годов знатные и богатые турки предпочитали именовать себя османами, презрительно называя турками крестьян Анатолии.

Логика национально-освободительной борьбы и последующих преобразований в социальной, политической, культурной жизни все более отдаляла страну от космополитичного Стамбула. Анкара в этих условиях быстро стала центром притяжения для турецких патриотов. Создание нового государства — Турецкой Республики — имело следствием окончательный переход центра политической и административной жизни из Стамбула в Анкару.

Изначально выбор Анкары в качестве нового политического центра молодого турецкого государства был актом сознательного противопоставления столице одряхлевшей Османской империи.

События вокруг переноса столицы развивались стремительно. С конца 1919 года главная ставка М. Кемаля переместилась в Анкару, куда последовал и Представительный комитет. Созванное комитетом Великое национальное собрание, призванное осуществить идею турецкой нации, независимость и волю народа, начало работу именно в Анкаре. Кемалисты также пригласили для участия в деятельности Великого национального собрания представителей распущенной султаном палаты депутатов. С этого времени Анкара, по существу, и стала столицей Турции, что было законодательно закреплено в 1923 г.

Близость к географическому центру страны выгодно отличала Анкару от других городов. Сюда сходились практически все транспортные артерии Анатолии. Город имел славное историческое прошлое, знал времена расцвета. Анкара — один из древнейших городов Малой Азии и известна с VII века до н. э. как древнее поселение Ансира — торговый центр на перекрестке оживленных дорог, связывавших Европу и Азию. По преданию, город был основан легендарным царем Фригии Мидасом. Анкара около 700 года до н. э. стала главным городом Фригийского царства. В древнеримский период Анкара стала центром подвластной римлянам Галатии. В первой половине XIV века Анкара вошла в Османское государство в качестве административного центра Анкарского пашалыка. С 1864 года и вплоть до крушения Османской империи Анкара была центром вилайета (области). В средние века Анкара считалась одним из центров торговли и ремесла Востока.

Однако к началу кемалистской революции Анкара была захолустным провинциальным городком с населением менее 30 тысяч человек.

Газета «Таймс» в 1923 году писала с издевкой: «Даже самые шовинистически настроенные турки признают неудобства жизни в столице, где полдюжины мерцающих электрических лампочек представляют собой общественное освещение, где в домах почти нет воды, текущей из крана, где осел или лошадь привязаны к решетке маленького домика, который служит Министерством иностранных дел, где открытые сточные канавы бегут посреди улицы и где современные изящные искусства ограничены потреблением плохого ракы — анисовой водки и игрой духового оркестра, где парламент заседает в доме, не большем, чем помещение для игры в крикет».

Тогда Анкара не могла предложить подходящего жилья для дипломатических представителей. Они предпочитали снимать спальные вагоны на станции, сокращая пребывание в столице, чтобы поскорее уехать в Стамбул.

Все изменил статус столицы. Анкара стала кардинально меняться. Показателен рост населения столицы — в 1920 году в Анкаре было не больше 30 тыс. человек; в 1927 — 75 тыс.; в 1940 — 155 тыс.; в 1950 — 286 тыс.; в 1960 — 646 тыс.; в 1985 — свыше 2,2 млн человек. При этом рост числа жителей столицы происходил много быстрее, чем населения всей страны.

Перенос столицы из Стамбула в Анкару показал, что она призвана быть не только политико-административным центром, но и национальным символом. Стамбул, географически находившийся в Европе, символизировал прошлое. Анкара, находившаяся в Малой Азии, все более приближала турецкую нацию к Европе.

В 1934 году было решено отменить все титулы старого режима и заменить их принятыми в европейских странах обращениями «господин» и «госпожа».
Одновременно 1 января 1935 года были введены фамилии. Большинство турок придумали себе фамилии сами. Простой народ особо не мудрствовал и брал фамилию по роду занятий, месту жительства или рождения. В ход пошли прозвища и какие-либо отличительные черты. Некоторые выбрали такие фамилии, как Вежливый, Умный, Красивый, Честный, Добрый.

Впрочем, государство и здесь не осталось в стороне — многие воспользовались официальным списком рекомендованных фамилий. Так появились Настоящий турок, Бесстрашный турок, Великий турок, Большой турок», Суровый турок, Настоящий солдат, Храбрец, Железная рука, Быстрый молодец, Крепкий, Железная скала и т. д. Эти фамилии и сегодня составляют значительную часть «фамильного фонда» нации.

Одним из первых получил фамилию и сам Мустафа Кемаль. Великое национальное собрание Турции присвоило ему фамилию Ататюрк, что в переводе означало «Отец турок». И надо признать, что он более чем кто-либо другой в истории современной Турции заслужил ее.

Масштабы личности Ататюрка были под стать преобразованиям, изменившим страну. Сама его жизнь была вызовом.

Непобедимый полководец, суровый солдат, мудрый политик, блестящий организатор, смелый реформатор, патриот, отец нации. Как всякий крупный исторический деятель, он был неординарным человеком. Не вписывался в круг стандартных политкорректных представлений. Он был слишком велик, чтобы быть обычным.

Часто его не понимали современники. О нем злословили враги. Уже сейчас, по прошествии времени, многие обвиняют его в авторитаризме и нарушении демократических принципов. При этом как-то забывают, что только благодаря его политической воле стало возможным повернуть отсталую страну на путь свободы и демократии. Что только благодаря силе его решений был достигнут экономический подъем. Что только мощным усилием централизованной власти можно было изменить традиционное сознание и общественный уклад. Забывают об обстоятельствах. Не замечают факты. Домысливают историю. Он и сам стал частью истории, частью мифа.

Основатель Турецкой Республики Мустафа Кемаль (1881–1938 гг.) родился 19 мая 1881 года в Салониках, на территории Македонии, которая в то время была частью Османской империи. Отец его был среднего ранга таможенным чиновником, позже ставшим торговцем лесоматериалами, мать — крестьянкой.

После трудного детства, проведенного из-за ранней смерти отца в нищете, Мустафа поступил в государственную военную школу. Среднее военное образование получил в военном училище в Салониках и Монастире (Битоле). Высшее военное образование получил, закончив в 1905 году Академию Генерального штаба в Стамбуле.

В годы обучения Мустафа проявил себя способным студентом. Он особо отличился в математике и литературе, в изучении французского. Там помимо воинских дисциплин Кемаль самостоятельно изучал произведения Руссо, Вольтера, Гоббса, других философов и мыслителей. С тех пор за ним закрепилось прозвище Кемаль Совершенный.

Во время обучения Мустафа и его товарищи основали тайное общество «Ватан» (родина), которое придерживалось революционных идей. Мустафа, не сумев добиться взаимопонимания с другими членами общества, покинул Ватан и примкнул к Комитету союза и прогресса, который сотрудничал с движением младотурок. Он был лично знаком со многими ключевыми фигурами в младотурецком движении, но не участвовал в перевороте 1908 г.

М. Кемаль быстро сделал блестящую карьеру военного. Он участник итало-турецкой войны 1911–1912 гг., Второй Балканской войны 1913-го и Первой мировой войны 1914–1918 годов.

В 1918 году вновь получил назначение и командовал Седьмой армией в Палестине. После заключения султанским правительством Мудросского соглашения 30 октября 1918 года М. Кемаль обратил внимание правительства на опасность этого решения для страны. Вскоре после этого он был понижен в должности.

После октября 1918 года М. Кемаль провел несколько секретных встреч со своими единомышленниками-офицерами, ставшими первыми кемалистами. 19 мая 1919 года Мустафа Кемаль-паша добился назначения инспектором Третьей армии, дислоцировавшейся в районе Самсуна, на побережье Черного моря. Отныне он был в Анатолии, ближе к своим будущим сторонникам.

Поняв, что Стамбул ориентирован на сотрудничество с оккупантами, он обратился за поддержкой к турецкому народу. После победы на реке Сакарья (23 августа – 13 сентября 1921 года) М. Кемаль стал национальным героем. Великое национальное собрание присвоило ему звание маршала с почетным титулом «Гази» «Победитель».

В августе 1922 года — наступление турецких войск на всех фронтах. Изгнание захватчиков. Заключение мира. Создание Турецкой Республики.

С 1923-го он — первый президент Турецкой Республики. Впоследствии вплоть до своей кончины он переизбирается на этот пост.

Умер 10 ноября 1938 года, а 26 декабря Великое национальное собрание Турции присвоило Ататюрку посмертное звание «Вечный Глава государства».

Такова канва его официальной биографии. За ее пределами еще при его жизни начала формироваться легенда. Это и неудивительно, учитывая неординарность личности и событий, участником и организатором которых он стал.

Его жизнь и образ ложатся в рамки некоего мифологического архетипа. Он был Освободителем, Спасителем, Воином, Созидателем нации, Основателем государства, Мудрым правителем, Борцом за светлое будущее, Отцом турок. В связи с этим говорят едва ли не об официальном культе Ататюрка. О том, что его имя в Турции окружено ореолом святости.

Современному скептически настроенному наблюдателю после развенчания всех и всяческих культов личности прошлого века, столь богатого на сотворение кумиров, сакрализованный образ турецкого лидера может показаться очередным плодом мифологизированного сознания. Весь приведенный выше ряд он воспримет с большой долей иронии. И будет не прав.

Потому что это тот редчайший случай, когда контуры классической мифологической парадигмы совпадают с канвой истинных деяний реального человека.

Судите сами: после победы над Хаосом (разваливающаяся империя) наступает период обустройства, структуризации турецкого Космоса. Обустройство мира начинается с установления государственности. Как настоящий культурный герой, он приносит людям законы и порядок общественного устройства. Изменяет систему семейных отношений, пристрастия в одежде и стереотипы поведения. Он дает людям письменность и, в определенном смысле, язык. Обустройство мира продолжается в виде тюркизации топонимики страны. Люди проходят через инициацию, обретая фамилии. Он устанавливает в центре страны новый сакральный центр турецкого Космоса — новую столицу, символ республиканской государственности.

Он и в самом деле был для Турции чем-то вроде культурного героя. Надо сказать, что Ататюрк и сам был не чужд мифотворчества. Причем и здесь проявился его политический прагматизм и реформаторский потенциал.

Мустафа Кемаль постоянно призывал к поиску исторических аргументов славного и древнего прошлого, чтобы восстановить чувство национальной гордости турок. Задача была сформулирована с присущим ему размахом: «В первую очередь надо открыть нашему племени новые исторические горизонты, идущие в древность. Представляется невероятным, чтобы корни тюркских племен, проявивших себя в разное время в разных районах, не шли в эпоху древности».

Под этот тезис были разработаны теории, согласно которым цивилизация и государственность как таковые были принесены в мир древними тюрками, превратившимися в кочевников после высыхания гипотетического моря где-то в недрах Центральной Азии, на берегах которого они создали якобы древнейшую цивилизацию мира.

Перекликается с этой концепцией т. н. «солнечная языковая теория», популярная в период лингвистической реформы. Утверждалось, что все языки мира произошли от единого турецкого (тюркского) праязыка. На практике это означало, например, что, если не находился соответствующий тюркский эквивалент для передачи иноязычного слова, считалось, что оно, как часть лексического фонда общетюркского праязыка, могло быть сохранено в современном турецком без риска нарушить его чистоту. Так в язык органично входили заимствования из европейских языков.

При всех перегибах и смехотворности обеих концепций как объектов научного анализа, в чисто прикладном аспекте система работала. Он был великим, но живым человеком, и ничто человеческое не было ему чуждо. Достоинства и слабости Ататюрка, как у всякой неординарной личности, были ярко выражены и только поддерживали тенденцию к мифологизации его образа.

Обладая острым умом и природным юмором, он часто подливал масла в огонь. Как и многие прогрессивные офицеры, Кемаль отдавал предпочтение крепким напиткам, подчеркивая тем самым свое презрение к догмам традиционной морали.

Нередко Кемаля сравнивают с Петром I. Мустафа Кемаль, подобно легендарному русскому царю, внедряя новые правила поведения, всегда подавал личный пример. Судя по фотографиям тех лет и по свидетельству современников, он был очень элегантен и разборчив в одежде. Много различных историй ходило о его успехе у женщин и вкусу к хорошему застолью и светским развлечениям.

В первую же годовщину республики он устроил бал. Большинство собравшихся мужчин были офицерами. Но глава государства заметил, что они не решались приглашать дам на танец. Женщины отказывали им, стеснялись. Тогда он остановил оркестр и воскликнул: «Друзья, не могу себе представить, что в целом мире найдется хоть одна женщина, способная отказаться от танца с турецким офицером! А теперь — вперед, приглашайте дам!» И первым закружил свою даму в танце. В этом эпизоде — весь Ататюрк.

Любой поступок Ататюрка был не просто проявлением личных пристрастий, а прежде всего свидетельством его приверженности делу всей жизни. Даже в быту и наедине с собой он оставался тем же реформатором, каким был известен всей стране. У него было восемь приемных детей — семь дочерей и сын. Одна из дочерей — Сабиха Гекчен стала первым турецким пилотом-женщиной. Такие примеры из жизни Ататюрка можно продолжать бесконечно.

Огромный интерес к личности, политике и результатам деятельности человека, с которым так или иначе связан современный облик Турции и ее роль в мире, не ослабевает. В последние десятилетия его опыт особенно актуален для новых государств на постсоветском пространстве, образовавшихся, как и некогда Турецкая Республика, на развалинах обширной многонациональной империи.

Самое поучительное в истории этого человека — его реформы продолжают приносить плоды, созданное им государство развивается, а его главное устремление — интеграция Турции в глобальное пространство европейской цивилизации — близится к своему логическому завершению.